Как коротка людская память

27 января — День памяти жертв Холокоста

Далекое - близкое

Н

ам только казалось, что поступок моего коллеги Ивана и его друзей никого в
городке не взволновал. Намного позже мы осознали, что многим нашим
знакомым горожанам было больно, но они об этом втихомолку говорили только
меж собой. Шуметь им было нельзя.

А ребята пошли по привычке на старое, заросшее травой и бурьяном
еврейское кладбище. Просто драться палками им надоело, и враждовать друг с
другом тоже. Решили найти общего врага. Пасший между могилами старый
козел, мечтавший об осени, когда его пустят в козлиное стадо, для военного
дела не годился. А других неприятелей вокруг не нашлось. Тогда Иван, то ли
от досады, то ли от желания показать свои мускулы, напал на вертикальную
надгробную плиту. Вся покрытая мхом, она долго сопротивляться не стала, а
глухо и жалобно скрипнула и свалилась, раздавив несколько кустиков
полыни.

- Атас, братва! - крикнул в сердцах Иван. - В атаку на предков
Абрамов и Хаимов!

Находились плиты, которые, несмотря на их многовековой возраст, долго
не сдавались. Валили их всей братией. Кому-то даже хотелось сбегать домой
за ломом или другим пригодным инструментом.

- Не надо! - грозно приказал Иван. - Соседи скажут Абраму Берковичу,
так его жена тетя Бэла нас вовек в кино не пустит.

Тетушка Бэла имела весьма хлопотную и почетную должность - рвала
билеты у входа в кинотеатр и с маленького встроенного в стену пульта
давала киномеханикам сигнал о том, что можно тушить свет и начинать
киносеанс. Зайти в зал без билета можно было только через ее труп. А была
она изрядного телосложения, и по вечерам, когда она шла рядом с тощим и
высоким Абрамом на работу, сзади их чета походила на большую цифру 10.
Правда, иногда этот порядок нарушался, если на вечерние сеансы пускали
детвору. Тогда между ними втискивалась дочь Роза, такая же пухленькая, как
и мать, и внутри уже названной цифры появлялся еще один "ноль", только в
несколько раз меньше первого.

Наши ребятки, борясь с беззащитными могильными памятниками, вконец
устали. Присели на одну из могил. И вдруг услышали писклявый голос:

- Что вы наделали, изверги?

Пацаны осунулись, как испуганные куры. Только Иван медленно, как
властный петух, повернул голову и увидел идущего по тропинке Изю,
известного в городке очкарика прославившегося тем, что имел лучший в
музыкальном кружке Дома пионеров немецкий аккордеон и первым "проглотил"
все самые толстые книги из районной детской библиотеки, за что его
досрочно записали в библиотеку для взрослых.

- Тебе чего, профессор? - спросил Иван, когда Изя подошел поближе. -
Может, лекцию нам прочтешь о международном положении? Скажи прямо, догнали
мы Америку или еще нет?

- Догоним и перегоним, - блеснул хрущевским слоганом Изя.

Он достал из портфеля газету, постелил на соседнюю могилу и сел.

- А сейчас я прочту вам урок истории.

- Не надо! - возразил Иван. - Нам про всякие античности рассказывает
Акош Людовикович. Всем известно, что лучшего в районе учителя истории не
сыскать.

- Это верно, - согласился Изя. - Так он первым бы надрал вам уши за
ваш поступок.

- Потому что еврей? - съехидничал Иван.

- Нет. Потому что человек и гражданин. К тому же, историк. А
кладбище - это в первую очередь наша история.

- Ваша история, - не сдавался Иван. - Жидовская.

- Пусть так, - спокойно ответил Изя. - Только город, в котором вы живете,
родился на этом самом месте.

- Откуда ты знаешь?

- От предков моих. И первыми жителями городка были евреи.

- Чем ты докажешь?

- А ты сравни это кладбище с городским, где покоятся ваши предки. Есть там
такие древние могилы?

Иван почесал затылок. Ответ сам напрашивался. И потом, на краю города есть
еврейское кладбище "помоложе", намного больше этого, старинного.

- Ладно, скажи-ка ты, Изя, а как сюда евреи попали?

- Очень просто. С помощью греков, которые плавали на своих баржах по
Пруту. Кому-то из наших предков понравилось это высокое место над рекой, а
отсюда рукой подать до Кишинева. Так и появился город.

- А мы, выходит, здесь сбоку-припеку?

- Почему? Где торговля - там и покупатели. А город свой вы любите?

- А то, как же! Здесь мы родились. Святое место.

- А для евреев это кладбище тоже святое место.

- Так вы ж за ним не ухаживаете. Кто здесь порядок наводит? Разве что
соседи, которые косят на зиму траву для животных.

- Это правда, - согласился Изя. - Но место вечного покоя, как я говорил,
это история. Ведь никто не выхаживает и не ремонтирует египетские пирамиды
или Римский Колизей, но никто и не разрушает их. Жители тех стран свою
историю берегут. А мы что делаем? Здесь лежат никому уже не известные люди
- долой их. А на ваших кладбищах выкапывают одних, чтобы освободить место
для других...

Спорить с грамотеем никто не стал.

- Так ты чего сюда приперся?

- Читать буду. Здесь тихо, спокойно, река рядом. Жаль, что граница, еще
лучше читалось бы на берегу Прута. Книжка у меня про Миссисипи. Может,
читали?

Иван промолчал. Последняя книжка, которую он взял в библиотеке несколько
лет назад, была про старика Хотабыча. Он и учебники таскать в школу не
любил.

- Ладно, читай ты про заморские реки, мы пошли домой. Ябедничать не
станешь?

Особенно тете Бэле...

Они уже успели встать, Изя с лукавой улыбкой ответил:

- Не буду. Если сами себя не предадите.

- А у нас братва законная! Никто не подведет! - заявил Иван.

Они зашагали гуськом по тропинке, а Изя едва сдерживал смех. У всех ото
мха зеленели задницы. Без хорошей стирки зелень не сойдет. И без хорошей
трепки пацаны не обойдутся.

Про варварство на кладбище вскоре узнал весь город. Мало кто посчитал это
великим событием. Городской голова Михаил Гаврилович, в отрочестве
полковой барабанщик, хранил еще в душе довоенные антисемистские
настроения, так что не стал будоражить блюстителей порядка. Тем более, что
у него на столе уже был план благоустройства той припрутской зоны, где
собирались заложить парк и где уже старое еврейское кладбище не
обозначалось. Его просто-напросто собирались снести, что позже и
произошло.

А местное еврейство, в магазинчиках, на базаре или в своих тесных
квартирках, тихо осуждало поступок незадачливых подростков.

Моему отцу, любителю здорового юмора, на этот раз было не до шуток. Он
вырос среди евреев, понимал их язык, хоть и не много с ними свободно
беседовать, вырос в их среде и как только у него заводились деньги,
обязательно покупал на базаре курочку пожирнее и просил маму сварить "юх",
любимое еврейское блюдо из фасоли. Или "струдель", тушеную картошку
вперемежку с тестом, которой мать, чтобы ему насолить,
придумала другое название - блины в чугунке.

Когда я вернулся со школы, отец был один у своей швейной машины. Он не
стал расспрашивать про мои школьные успехи, а сам завел разговор.

- Нехорошо, брат, получилось. Накуролесили твои дружки. А ты знаешь, что я
своей профессии выучился у самого Сакциера?

- А кто это был?

- Отец другого Сакциера, который потом стал знаменитым писателем. Знает
его весь мир.

- Ну и что?

- А то, что его предки похоронены на том самом кладбище. Если
он приедет из-за границы, могилы прадедов уже не найдет. Горько ему будет.
Он же такой же человек, как и мы.

- Почему же многие взрослые так плохо отзываются о евреях?

- Так их научили. У меня в детстве было много друзей евреев. Выросли
вместе, дружили и потом, когда я открыл свою швейную мастерскую, они
занялись другими ремеслами. Так и жили дружно А перед самой войной пришли
жандармы, стали арестовывать евреев. Некоторых из них уничтожили на месте,
других увезли в Кагул, где устроили гетто. Мало кто обратно вернулся.
Потом нагрянула война. Немцам тоже евреи не нравились. Выжили только те,
кто переселился до войны в Среднюю Азию. Часть из них вернулась. И у тебя
сейчас есть хорошие учителя, а в городе - хорошие врачи. И даже
парикмахеры, портные, обувщики.

- Почему же говорят, что евреи работать не любят?

- А ты сходи на винзавод, там трудится наш сосед Унгер. Он искусный
бондарь. Делает не только бочки, но и многотонные буты. Одна деталь того
бута весит до ста килограммов! А мало ли дела у евреев-жестянщиков или
стекольщиков?

Я вышел из дома, стал рвать уже начинающие поспевать абрикосы. Чуть позже
вышел отец чтоб накормить нашего пса. Кликнул его сосед Абрам.

- Как дела, Аксентий?

- А что, кинотеатр план не выполняет, снова хочешь сагитировать меня в
кино сходить? - спросил в свою очередь отец. - Или в универмаг новые ткани
поступили, ты же ими торгуешь, а я порчу.

- Так на то ты и портной. Ты наверняка слышал про кладбище.

- Я всю жизнь о нем помню. Только пока туда не спешу.

- Не притворяйся, Я говорю про еврейское кладбище.

- Знаю, Абрам. Нехорошо получилось. Даже жаль, что в этом деле не
участвовал мой сынок. Руки так и чешутся. А он тащит из школы одни
"пятерки". Что твоя Бэла делает? Билеты в кино печатает?

- Билеты в типографиях печатают. А Бэлочка спит, вечером на работу.

- Твоя спит, моей нет. Зашел бы ты, злоупотребим немного...

"Предки" уединились в папином кабинете, я смог угостить маленькую Розу
абрикосами, а на душе было нелегко. У меня тоже немало друзей - всяких
Креймеров, Векслеров, Рабиновичей, а мои друзья неевреи нарушили покой их
предков.

...Прошло много лет. Настало время. когда я могу открыть Интернет и с
помощью спутниковой карты бродить по улицам родного города. Тех домов на
главной улице, в которых жило большинство местных евреев, давно уже нет.
На месте старого еврейского кладбища - высохшее озеро, на новом - разруха.

А конец ушедшего века совпал с уходом из города последней семьи.
Поселились они в Германии. По словам одного старого знакомого, глава той
семьи позволяет себе иногда сесть на поезд, приезжать в Румынию, где
покупает у хороших хозяев самое свежее свиное сало и дома тайком съедает.
А кто из нас безгрешен?

Кто знает, может это просто шутка. А быть может, старый еврей подъезжает
к Пруту и с той стороны смотрит тайком на город своего детства.
Построенный евреями город, в котором не осталось ни одного еврея...

((0000, Ион МАРДАРЬ))