Писать о своих родственниках в газетных публикациях полагаю не слишком скромным. Тем более о родственниках близких. Есть в этом что-то от самолюбования: глядите, дескать, какие мы удальцы в семье. Так ведь и в других семьях таковые найдутся, ничуть не хуже, а может, и лучше.

 

Дед мой, Дмитрий Феофанович, как и другие фронтовики, с которыми мне доводилось встречаться, весьма неохотно пускался во фронтовые воспоминания. Разве что рассказывал о каких-то казусах, смешных ситуациях. 

 

А ведь войну прошел от звонка до звонка, так что мог поведать, наверное, немало о боевых эпизодах. Тем более что и награды у него имелись. В том числе и медаль «За оборону Сталинграда». Что творилось в этом городе начиная с июля 1942 года известно каждому. 

 

Поначалу деду пришлось воевать в самом городе в составе 14-го танкового корпуса. Позже, прочитав историю Сталинградской битвы, мне удалось узнать, что осенью этот корпус находился в ста метрах от Волги и удержал этот рубеж. И об этом дед тоже не рассказывал. То ли из скромности, то ли щадя мое малолетство. Однако наша симферопольская квартира была спланирована таким образом, что мне из спальни было весьма удобно подслушивать кухонные разговоры взрослых. И вот однажды, когда к деду пришли сослуживцы, он как-то мимоходом, походя (а разговор шел вовсе не о войне) упомянул о том, что иногда в Сталинграде «даже нижний аварийный люк мы не могли открыть, несмотря на то что клиренс позволял, — люк упирался или в тело, или в груду кирпича».

 

Конечно, воевать танкисту в городе несподручно: мало места для маневра. Потому Дмитрий Феофанович всегда нелестно отзывался о действиях танков в городе. Но что поделаешь — приказы не обсуждаются. 

 

Ближе к зиме дедовскую часть перебросили южнее Сталинграда. Направления прорыва — севернее и южнее города — были выбраны потому, что там дислоцировались румынские дивизии, которые по уровню боевой подготовки и боевому духу значительно уступали германским. 

 

Перед танкистами и кавалеристами ставилась задача разгромить резервы, тылы и штабы противника. «Артиллерия так по румынам работала — у нас на дороге румыны стояли — что разговаривать было невозможно. Такой рев стоял!..» — обмолвился как-то дед.

 

Артподготовка оказала на воинство румын такое воздействие, что сразу по ее окончании они вылезли из блиндажей и в панике побежали в тыл, не принимая боя. Танковые клинья сеяли панику и громили тылы 4-й румынской армии. Побежавших с позиций румын удалось не только догнать, но и обогнать. Три румынских полка оказались в котле, и началась настоящая мясорубка. В боях в ноябре-декабре 1942 г. 4-я румынская армия понесла потери более 80 процентов личного состава. Да ведь умение определить, где у противника «тонко», скрытно собрать силы в единый кулак и внезапно ударить — это и есть суворовская «наука побеждать».

 

Всего этого Дмитрий Феофанович знать не мог — он видел свой участок фронта, не более. Потому и рассказывал исходя из взгляда командира танкового батальона. Например, вспоминал, что больше всего его поразили высокие чабанские шапки пленных румын и тонкие шинели. «В таких шинелях много не навоюешь», — покачивал головой Дмитрий Феофанович. И был прав — морозы под Сталинградом в декабре-январе достигали минус сорока градусов.

 

О боевых возможностях румынских частей дед отзывался с презрением. По его словам, румынская артиллерия была мало опасна для танков Т-34 — слишком мелкокалиберна, а артиллеристы плохо подготовлены. «С берданками они воевали, — рассказывал дед, — а если на взвод два автомата наберется — уже хорошо».

 

Со снабжением дело обстояло не лучше. Дмитрий Феофанович вспоминал, как жадно ели румынские военнопленные наши харчи — «будто год не жрамши». Пачку папирос, даденную от широты русской души, пленные румыны расхватывали «меньше чем за секунду».

 

Еще деда несказанно удивило то, что в румынской армии применялись телесные наказания: «Пороли их, представляешь! Это их пленные уже рассказывали. Чуть что — и прутьями по спине».

 

В конце Сталинградской операции деду крепко досталось — почти год скитался по госпиталям. Занятие, что и говорить, неприятное, но возможно, оно уберегло ему жизнь. Поскольку не позволило принять участие в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой.

 

Но вот позади Сталинград и Прохоровка, Румыния и Балатон. И наконец, столица Австрии — Вена, где дед и завершил войну. Получив на грудь медаль за взятие этого города. 

 

Такой вот боевой путь — от болот Южной Белоруссии в 1941-м до города Моцарта и Бетховена в 1945-м. 

 

Да, а в танкисты в те времена набирали людей отборных, как тогда говорили, «проверенных на чистом спирте». Хотя дед был непьющим…

 

Евгений Мариан

газета "Коммунист"